Неточные совпадения
Через два часа Клим Самгин сидел на скамье
в парке санатории, пред ним
в кресле на колесах развалился Варавка, вздувшийся, как огромный пузырь, синее лицо его, похожее на созревший нарыв, лоснилось, медвежьи глаза
смотрели тускло, и было
в них что-то сонное, тупое. Ветер поднимал дыбом поредевшие волосы на его голове, перебирал пряди седой бороды, борода лежала на животе, который поднялся уже к подбородку его. Задыхаясь, свистящим голосом он понукал Самгина...
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за ворота
парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские
в пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая деревья; под забором сидели и лежали солдаты, человек десять, на тумбе сидел унтер-офицер, держа
в зубах карандаш, и
смотрел в небо, там летала стая белых голубей.
Слушая отрывистые, свистящие слова, Самгин
смотрел, как по дорожкам
парка скучные служители толкают равнодушно пред собою кресла на колесах, а
в креслах — полуживые, разбухшие тела.
Он издали видел, как Ольга шла по горе, как догнала ее Катя и отдала письмо; видел, как Ольга на минуту остановилась,
посмотрела на письмо, подумала, потом кивнула Кате и вошла
в аллею
парка.
Вид леса
в самом деле поразил Райского. Он содержался, как
парк, где на каждом шагу видны следы движения, работ, ухода и науки. Артель
смотрела какой-то дружиной. Мужики походили сами на хозяев, как будто занимались своим хозяйством.
В ожидании товарищей, я прошелся немного по улице и рассмотрел, что город выстроен весьма правильно и чистота
в нем доведена до педантизма. На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто
в каком-нибудь
парке. «Скучный город!» — говорил Зеленый с тоской, глядя на эту чистоту. При постройке города не жалели места: улицы так широки и длинны, что
в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно на них
смотреть.
Под ее мерную речь я незаметно засыпал и просыпался вместе с птицами; прямо
в лицо
смотрит солнце, нагреваясь, тихо струится утренний воздух, листья яблонь стряхивают росу, влажная зелень травы блестит всё ярче, приобретая хрустальную прозрачность, тонкий
парок вздымается над нею.
— А за то, что нынче девки не
в моде. Право,
посмотришь, свет-то навыворот пошел. Бывало,
в домах ли где,
в собраниях ли каких, видишь, все-то кавалеры с девушками, с барышнями, а барышни с кавалерами, и таково-то славно, таково-то весело и пристойно.
Парка парку себе отыскивает. А нынче уж нет! Все пошло как-то таранты на вон. Все мужчины, как идолы какие оглашенные, все только около замужних женщин так и вертятся, так и кривляются, как пауки; а те тоже чи-чи-чи! да га-га-га! Сами на шею и вешаются.
Даже ярмарочные купцы, проезжая на возах своего гнилого товара, не складают тогда
в головах барышей и прибытков и не клюют носом, предаваясь соблазнительным мечтам о ловком банкротстве, а едут молча
смотря то на поле, волнующееся под легким набегом теплого ветерка, то на задумчиво стоящие деревья, то на тонкий
парок, поднимающийся с сонного озерца или речки.
— Завтра мы с тобой поедем
в Парк к одной барыне-генеральше;
смотри, не ударь себя лицом
в грязь, — продолжал Вихров и назвал при этом и самую дачу.
— И Дерунов загребет, и другой загребет. Главная причина: у кого голова на плечах состоит, тот и загребет. Да
парки что! Вот ужо запряжем мерина,
в Филипцево съездим, лес
посмотрим — вот так лес!
Подхалюзин. Как же-с, непременно поедем-с; и
в парк поедем-с
в воскресенье. Ведь коляска-то тысячу целковых стоит, да и лошади-то тысячу целковых и сбруя накладного серебра, — так пущай их
смотрят. Тишка! трубку!
Поэтому он быстро, повернулся и пошел к
парку. Если бы кто
смотрел на него
в это время с площади, то мог бы видеть, как белая одежда то теряется
в тени деревьев, то мелькает опять на месячном свете.
Она говорила быстро, сдерживая волнение, и потом опять
посмотрела на меня тем темным мерцающим взглядом, который я заметил еще
в первую нашу встречу
в парке.
В этот день я
смотрел из окна чертежной на белый пустой
парк, и вдруг мне показалось, что
в глубине аллеи я вижу Урманова. Он шел по цельному снегу и остановился у одной скамейки. Я быстро схватил
в вестибюле шляпу и выбежал. Пробежав до половины аллеи, я увидел глубокий след, уходивший
в сторону Ивановского грота. Никого не было видно, кругом лежал снег, чистый, нетронутый. Лишь кое-где виднелись оттиски вороньих лапок, да обломавшиеся от снега черные веточки пестрили белую поверхность темными черточками.
Тогда как, свободный от сена, ржи и овса, он может спокойно, «
в надежде славы и добра»,
посматривать в окно и думать: «А вот сейчас разгуляется, и я, как обсохнут дорожки (летом земля сохнет изумительно быстро), пойду
в парк…»
В одно прекрасное утро, взглянув
в окно, обращенное
в парк, я увидел, что по одной из расчищенных для моих прогулок аллей ходят двое мужчин,
посматривают кругом хозяйским глазом, меряют шагами пространство и даже деревья пересчитывают.
На местах отдыха,
в воксале, на музыке или пред фонтаном, он уже непременно останавливается где-нибудь недалеко от нашей скамейки, и, где бы мы ни были,
в парке ли,
в лесу ли, или на Шлангенберге, — стоит только вскинуть глазами,
посмотреть кругом и непременно где-нибудь, или на ближайшей тропинке, или из-за куста, покажется уголок мистера Астлея.
Диск луны, огромный, кроваво-красный, поднимался за деревьями
парка; он
смотрел, как глаз чудовища. Неясные звуки носились
в воздухе, долетая со стороны деревни. Под окном
в траве порой раздавался шорох: должно быть, крот или ёж шли на охоту. Где-то пел соловей. И луна так медленно поднималась на небо, точно роковая необходимость её движения была понятна ей и утомляла её.
Ипполит Сергеевич
смотрел на них и чувствовал желание уснуть тут
в кресле, под дыханием старого
парка.
Увидев меня, она вскрикнула от радости, и если б это было не
в парке, наверное, бросилась бы мне на шею; она крепко жала мне руки и смеялась, и я тоже смеялся и едва не плакал от волнения. Начались расспросы: как
в деревне, что отец, видел ли я брата и проч. Она требовала, чтобы я
смотрел ей
в глаза, и спрашивала, помню ли я пескарей, наши маленькие ссоры, пикники…
Граф(пожимая плечами). Какие же я могу принять меры?.. (Насмешливо.) Нынче у нас свобода слова и печати. (Встает и начинает ходить по террасе.) Нечего сказать, — славное время переживаем: всем негодяям даны всевозможные льготы и права, а все порядочные люди связаны по рукам и по ногам!.. (Прищуривается и
смотрит в одну из боковых аллей сада.) Что это за человек ходит у нас по
парку?
Я сижу на песке, точно пьяный, жутко мне, тёмная тоска
в душе. Над водой поднимается предутренний, кисейный
парок, он кажется мне зелёным. Сзади меня гнутся ветви кустарника, из них вылезает мой тёзка, отряхиваясь и поправляя шапку. Удивлённо
смотрю на него и молчу.
В усталом мозгу Володи бродили неясные, бессвязные мысли. И Петербург, и ураган, и катание
в парке, и крокодил — все как-то перепуталось. Ему хотелось вспомнить маленькую квартиру на Офицерской: как-то там поживают?.. Здоровы ли все? — но голова его не слушала, глаза точно сквозь дымку
смотрели через полог, и Володя через минуту уже спал крепким сном.
На колокольне Теркин стал
в пролете, выходившем на реку… Немного правее зеленел
парк усадьбы Черносошных, и крыша дома отделялась темно-красной полосой. Он вынул из кармана пальто небольшой бинокль и долго
смотрел туда.
От деревьев шли чуть заметные тени, и
в воздухе роились насекомые. Чириканье и перепевы птиц неслись из разных углов
парка. Пахло ландышем и цветом черемухи. Все
в этом году распустилось и зацвело разом и раньше. Его сердце лесовода радовалось. Для него не было лучших часов, как утренние
в хорошую погоду или ночью,
в чаще „заказника“, вдоль узкой просеки, где звезды
смотрят сверху
в щель между вершинами вековых сосен.
В кружке парижских позитивистов заходила речь о том, что Г.Спенсер ошибочно
смотрит на скептицизм, как философский момент, и держится того вывода, что будто бы скептицизм не пошел дальше XVIII века. Вот эту тему я — не без умысла — и задел, шагая с ним по Гайд-Парку до самого «Атенея», куда он меня тогда же и ввел.
Ездовые ударили по лошадям, и
парк врезался
в обозы. Свистели кнуты, зарядные ящики один за другим вкатывались на мост. Подполковник, бледный от гнева, молча
смотрел вслед.
Расставшись с теткой, она отказалась от ужина, вышла
в парк и спустилась к реке. Была тихая, светлая лунная ночь. Усевшись на одну из скамеек, устроенных на берегу, она стала пристально
смотреть на гладкую водяную поверхность и задумалась.
Он невольно
посмотрел в окно, выходящее
в парк. На землю уже спустилась темная летняя ночь.
В тенистых аллеях
парка мрак был еще гуще. Граф Петр Игнатьевич заметил смущение князя Сергея Сергеевича и поймал этот взгляд.
Князь Андрей с презрением
смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки,
парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и
в три,
в четыре ряда запружавшие грязную дорогу.